Андреевское братство [= Право на смерть ] - Василий Звягинцев

Говорил мне как-то битый-перебитый жизнью полицай-президент города Гамбурга:

— Не верь преступникам, Игорь, никогда, ни при каких условиях не верь. Пускай валяются в ногах, плачут, землю грызут, матерью клянутся, самые душещипательные истории рассказывают — не верь. Плюй на любые презумпции, это — для адвокатов и присяжных. Имеешь хоть пять процентов убежденности, что перед тобой профессиональный преступник, — не снимай пальца со спуска пистолета. Лучше выстрелить и объясняться с прокурором, чем лежать на всеобщем обозрении под накрытой национальным флагом крышкой гроба…

Мудрые слова.

Только как их соотнести с происходящим? Чего еще я могу ожидать плохого от Артура? Здесь, в воображаемом астральном псевдомире. И тут же я вспомнил о своем задании. Забытом в навалившихся треволнениях. (Может, для того они и были мне ниспосланы, чтобы забыл?) Мне ведь нужно добиться от Артура согласия поискать точки сопряжения реальностей.

Об этом я его и спросил. И сразу, хотя он и попытался скрыть душевное движение, увидел, как проскользнула по его лицу тень.

— Ты правда знаешь выход?

— Должно быть, знаю. А ты продолжаешь верить, что мы в загробном мире? У меня несколько другая информация.

И, как сумел, объяснил ему теорию Новикова — Удолина. В том числе и о таинственных Держателях Мира, ведущих в бесконечной Гиперсети миллионолетнюю Игру.

— Значит, по-твоему выходит, что мы вообще никто? Не более, чем два электрона, болтающихся внутри гигантской компьютерной схемы? И как же, в таком случае, отсюда уйти? Ты представляешь, как такое возможно — чтобы, пробив изоляцию провода, элементарные частицы запорхали на свободе?

— Не верится? А проклятой «душой» в чистилище себя понятней ощущать? Ты же вроде бы биофизиком был? Атеистом или как?

— «Пожил» бы в подобном качестве с мое, не знаю, чем ты бы стал себя ощущать и во что верить…

Вполне возможно, что он и прав.

По договоренности с друзьями я должен был провести здесь для начала два часа. После этого они начнут обратную медитацию, создадут условия для выхода. Как группа обеспечения помогает разведгруппе с «языком» пробиться из вражеского тыла через передний край и нейтральную полосу.

Только меня вдруг пронзила мысль, до того неприятная… Кто-нибудь из них знает, как соотносится время там и здесь? Даже Артур, старожил загробного мира, признался, что ничего в этом деле не понимает. А все мои беды начались как раз с того, что ухитрился Артур через свою «серую зону» проскочить в роли покойника аж на две недели раньше своей собственной смерти.

Что, если тамошние два часа растянутся здесь на месяцы и годы?

— Ладно, Артур, спокойно, сейчас мы попробуем сами… — Я попытался восстановить в памяти формулу возврата. Константин Васильевич ее мне перед началом камлания сообщил, как и некоторые несложные приемы погружения в транс. И я точно помню, что повторил ее вслух. Да и формула-то очень простая и короткая, буквально в несколько слов, только, к сожалению, не русских. Не ошибиться бы.

— Возьми меня за ремень на всякий случай, — сказал я Артуру. — И повторяй слова синхронно со мной. Желательно — без искажений, а то может получиться, что чего-то противоположного пожелаем… — Совет мой, конечно, был не так чтобы очень мудр и совершенно непрофессионален, однако же… Если что-то получится, мы с ним будем хоть как-то связаны. Если не выйдет — мы и так и так ничего не теряем…

Замысел мой был прост. В магию слов я не верил. Но предполагал, что если вообще в Гиперсети, в пространстве мыслей, где мы, по определению, пребываем, есть кто-то или что-то, заинтересованное в моем существовании, то оно позаботится обо мне независимо от каких-то слов. Пусть даже я и ошибусь в их транскрипции. Кому нужно — догадаются, что я имею в виду.

Однако я недооценил силы этой магии. Нас с Артуром встряхнуло и швырнуло куда-то так, что, теряя в очередной раз сознание, я успел подумать о том, что техника безопасности у них совершенно не отработана. Психический удар оказался не менее сильным, чем перегрузка у пилота, нажавшего рычаг катапульты.

Мелькали в глазах и мозгу огненные вспышки всех цветов спектра, вертелись искрящиеся колеса, которые могли оказаться как результатом возбуждения зрительных нервов каким-то внешним энергетическим воздействием, а могли — и я этого не исключал — видимыми с какой-то неведомой точки самыми натуральными галактиками. Шульгин мне кое-что рассказывал о собственных ощущениях при проникновении в Гиперсеть.

Только у него этот процесс происходил значительно плавнее и, если можно так выразиться — осознаннее.

Нас же с Артуром носило, вертело, подбрасывало вверх и обрушивало вниз совершенно так, как брошенную в Ниагарский водопад пустую бочку.

В какие-то мгновения я успевал что-то увидеть, например, перспективу ярко светящихся и пульсирующих туннелей, расходящихся под всевозможными углами из центра, в котором якобы находился я. Или — нечто напоминающее колонию амеб на экране электронного микроскопа. Потом — словно карту-схему транспортных потоков в центре современного мегаполиса. И так далее, причем не видел ни одного объекта, подходящего для идентификации, и ни одной секунды хотя бы относительного покоя.

Конечно, вспомнить и оценить случившееся я смог только после того, как все кончилось. И конечно же, все, что я пережил, было не чем иным, как бунтом перевозбужденных нейронов, ни о каких физических перемещениях не могло быть и речи, поскольку в собственной реальной бестелесности я не сомневался.

Удивительно, что моя личность не рассыпалась вдребезги, подобно брошенному с размаха об пол зеркалу.

Заниматься магией без подготовки, не зная даже простейших правил, весьма опрометчиво.

Выйдя из состояния, удивительно напоминавшего, если кто пережил, серьезный нокдаун, я осмотрелся.

Прежде всего Артур. Он оказался рядом, нас не разбросало по Вселенной в разные стороны. Неужели и вправду мой импровизированный приемчик помог или нам суждено было не разлучаться волею высших сил? Выглядел он не лучшим образом, что опять же подтверждало адекватность его физической оболочки внутреннему состоянию. Те, кто затеял с нами странный эксперимент, явно были реалистами старого закала и стремились к жизненному правдоподобию, даже — натурализму, в мельчайших деталях.

И — окружающая среда. На первый взгляд она изменилась очень мало. Тот же кондовый пятистенок, у порога которого мы сидели.

Только — уже вечер. И самое главное — совсем другая степень подлинности. Тогда я этого не замечал, но сейчас сообразил, что исчез отчетливый привкус бутафории, присутствовавший в предыдущих мизансценах.

— Может быть, мы все же вырвались? Очень похоже на Землю, — сказал Артур, приходя в себя.

— Это ты меня спрашиваешь? Я думал, ты легко ориентируешься, где тот свет, где этот. Однако мне тоже кажется, что мы не совсем там, где были.